С чего начался ваш путь в мир искусства?

Я росла послушной девочкой. Сначала мама делала из меня балерину, а потом художника. Она сама очень любила и любит изобразительное искусство. Музыкой меня не мучали, и на этом варианты заканчивались. Поэтому рисую, сколько себя помню.

Помните свою первую серьезную работу? Что это было?

Это были розовые цикламены, изображенные на подоконнике, а за окном — зима и церковь с яркими куполами. Мою работу опубликовали в журнале «Юный художник». После этого с мамой перестали разговаривать родители других детей, которые ходили вместе со мной в художественную школу. Все были уверены, что это какой-то дикий блат.

Так мы поняли, что работа с розовыми цикламенами и правда очень серьезная. А еще помню свои первые наброски с натуры. Их задавали нам множество: за один день нужно было нарисовать тридцать штук. Мама моет волосы в тазу, например. Прекрасный был рисунок. Помню, мне было где-то 5 лет.

Ваш отец служил дипломатом, семья много путешествовала, а в 1970-е вы жили в Китае. Как это на вас повлияло?

Во все времена творческих людей тянуло путешествовать и жить за границей. Коровин замечательно писал об этом. Опыт жизни и работы в иной среде полезен, а кому-то необходим. Мне повезло, папины командировки выпали на мое детство, а это остается навсегда. К тому же Китай — такая экзотика.

В середине 1990-х вы отправились в Японию на стажировку в Национальную академию изобразительных искусств Токио. Как вам этот опыт?

Опыт жизни в Японии дал какую-то человеческую уверенность. Я практически отправилась жить на Марс — в очень закрытую и сложную среду. Но проросла там, пробилась, как одуванчик через асфальт. После такого уже ничего не страшно.

С точки зрения эстетики это был странный опыт. Я больше знала о Японии и ее культуре до того, как отправилась жить в эту страну. Поэтому мои теоретические знания никак не приумножились, зато я познакомилась с разными забавными бытовыми моментами.

И, конечно, я получила практический опыт: ручное производство бумаги, керамика, обжиг в огне, традиционные техники графики и живописи. Словом, вся художественная кухня, которую я увидела изнутри и попробовала сама, собственными руками.

Что больше вас привлекает в японской культуре и отношении к жизни?

Меня поражает их верность и благодарность. Почитание всего того, мимо чего европеец просто проходит быстрым шагом. Великое множество традиций, которое нам и не снилось. И люди искренне чтят их. Меня поразили кладбища неродившихся или мертворожденных детей. Им приносят игрушки, а еще наряжают маленькие каменные скульптуры в шапочки и шарфы, когда приходит зима.

Кроме того, японцы обожают все японское. Это абсолютно островное сознание — совсем как у британцев. Поражает изысканность в сочетании с пошлейшими вещами и откровенным китчем. Как и в одежде, так и в быту.

Часть ваших работ — черно-белые. Чем они вас привлекают?

Я люблю и черно-белое, и цвет. Первое очень дисциплинирует и собирает. С цветом работать сложнее, его надо чувствовать. Например, серия одежды у меня как раз цветная. Люблю «народный» голубой, которым красят заборы, голубятни, собачьи будки. В последнее время рисую акриловыми фломастерами — забытое детское ощущение.

Ваши главные герои — это неодушевленные объекты: одежда, посуда, механизмы и архитектура. Почему предметный мир представляет для вас такой интерес?

Предметный мир для меня одушевлен. Бродский писал: «В деревне Бог живет не по углам, как думают насмешники, а всюду». Помните? Так вот, я рисую портреты предметов. У них и возраст, и характер — все, как у людей. Людей я не избегаю. Например, мой большой проект «Белая школа». Его героями были дети и подростки, изображенные в полный рост.

Как вы решаете, какие объекты хотите изобразить на холсте?

Мне важно, чтобы предмет был с биографией. С отпечатками времени и событий. Тогда его интересно рисовать. И, конечно нужна форма, за которую интересно зацепиться. Я люблю материальность, поэтом нужно, чтобы было что рисовать.

Многие ваши работы выполнены обычным карандашом. Почему именно этот инструмент?

Карандаш — одна из моих любимых техник, визитная карточка, хотя этим все не ограничивается. Моя бабушка была архитектором. Когда я приходила после школы уставшая домой, мне нужно было успеть много всего. Бабушка ждала меня с куриным бульоном. Я ела куриную ножку, а она садилась штриховать мне фоны. И штрих ее был идеальным. Так у меня навсегда связались куриный суп и карандаш. Спасибо бабушке.

Еще вы работаете в технике шелкографии. Почему вы решили к ней обратиться?

Все было бы для меня совсем ясно с этой техникой, пока я не попала в бельгийскую графическую студию. В резиденцию, где работала по два месяца три года подряд. Там я освоила весь этот путь сама. Естественно допускала много технических ошибок и брака.

Так вот, эти ошибки при печати и стали моими лучшими работами. Кстати, это очень близко японской философии. Помните, как они склеивают разбившийся предмет? Кинцуги или искусство золотого шва. Трещины вовсе не стараются скрыть или как-то замаскировать.

Как обычно рождаются идеи ваших работ?

Я из тех, кому нужно куда-то уехать, насмотреться, подпитаться. «Не выходи из комнаты» — не мое. Все самые важные серии и проекты я сделала по поводу каких-то впечатлений или конкретных мест: Хакасия, Китай, Полотняный Завод на реке Суходрев, Киргизия и город Кашин.

Расскажите о вашей студии. Какой должна быть идеальная рабочая атмосфера?

Очень долго у меня не было студии, поэтому я работала там, где жила. Но потом студия появилась. И я счастлива, что она находится за городом. Когда создавали проект, я уже знала, что она должна быть просторной. У меня много габаритных холстов, поэтому нужно место и для хранения, и для отхода: посмотреть на холст издалека, пока работаешь.

Конечно, ко мне приезжают люди. Гости, заказчики, коллекционеры. Нужен диван и стол. Я нашла все необходимое. На заводских чугунных станинах установила столешницу от старого верстака, а на него положила толстое каленое стекло. Получилось идеальное место и для приемов, и для работы.

А еще в студии много света. Все окна выходят в лес. Под окном — длинный стол-подоконник. За ним много всего рождается: идеи, наброски и планы работы. И, конечно, всегда под рукой книги и альбомы, которые я собирала всю жизнь. Всегда нахожусь в диалоге с ними.